Теплой июльской ночью член парламента Хью Пилкингтон возвращался домой из Палаты Общин. Трудно с точностью сказать, в каком настроении он пребывал, но предположим, что в хорошем. Допустим также, что в тот момент Пилкингтон был несколько рассеян, потому как сознание его было всецело поглощено серьезнейшей мыслью государственного значения и масштаба. И как раз в ту секунду, когда Пилкингтон уже взвесил все «за» и «против» и был близок к выводу, некто набросил ему на шею веревку и принялся душить. Нападавший, видно, хорошо знал свое дело, потому что очень скоро мышцы члена парламента обмякли и он лишился чувств.
